Сегодня День благодарения.
В салоне автомобиля шумно — в таких шумных машинах я еще не ездила. Невероятно, что дети сумели заснуть в таком гуле. Шины скребут по мостовой, и вибрация передается от них прямо на рулевое колесо. Когда я нажимаю на педаль тормоза, она приводит в действие рычаг, который усиливает трение колес. Даже ручки и кнопки на приборной панели прочные, механические.
Единственная стоящая вещь в машине — спутниковое радио, изящное и современное. Оно извергает из себя поток поп-музыки, которая не дает мне заснуть и отвлекает от дорожного шума.
Я не привыкла к тому, чтобы выполнять работу вместо машин: обычно кнопки устройств реагируют не на силу нажатия, а всего лишь на мое намерение. Кнопки должны быть слугами, должны ждать секунды, когда смогут передать твой приказ машине. Но эта громкая, тупая железяка требует, чтобы я следила за каждым поворотом и не снимала рук с руля. Машина не берет на себя ответственность за управление. Вести ее нужно мне.
Я ненавижу, когда мне приходится все контролировать — контроль мне не нужен, я просто хочу добраться до точки назначения.
Но это — единственная найденная мной машина, у которой нет встроенного чипа связи. Правительство сделало наличие ВЧС обязательным более десяти лет назад, добавив чип в список, в котором уже были ремни, подушки безопасности и катализаторы, уменьшающие эмиссию вредных веществ. Машины, в которых есть чипы, могут общаться друг с другом и таким образом избежать ущерба или свести его к минимуму за тысячные доли секунды до столкновения. Да, поначалу система сбоила. Одной компании даже пришлось отозвать миллион автомобилей — выяснилось, что расстояние до объектов, которое указывали их чипы, было на три фута больше фактического. Из-за этого другим машинам приходилось понапрасну маневрировать — и они иногда въезжали в деревья. Но в целом чипы спасли сотни тысяч жизней.
Чипы есть во всех новых машинах, а в старых ВЧС нужно устанавливать. Но некоторые — такие, как эта, — слишком примитивны для чипов.
Все знают: только идиот сядет за руль такой машины, особенно если с ним дети. Я пытаюсь думать о другом, сосредотачиваюсь на вождении, представляю себе, как люди водили машины в старину.
Постепенно во мне нарастает беспокойство и завязывается узлом где-то посередине спины. Я напряжена, я жду — но чего? Что-то изменилось, и это меня пугает.
Я не могу понять, в чем дело. На пыльном двухполосном шоссе пусто; по обеим сторонам островки кустов. Дети спят. Звук двигателя не меняется.
Радио.
Эту песню я уже слышала — ее крутили минут двадцать назад. Сжав руль, я смотрю прямо на дорогу и еду дальше. Следующая песня — тоже повтор. Та, что идет за ней — тоже. Через пятнадцать минут повторяют первую песню: радио гоняет по кругу один и тот же набор композиций. Я выключаю радио не глядя, вслепую нажимая на кнопки.
Тишина.
Совпадение. Я уверена, что это совпадение. Через несколько часов мы приедем к отцу — он живет в двадцати милях от Мэйкона. Он — технофоб; у него нет ни мобильного телефона, ни автомобиля, сделанного за последние двадцать лет. Радиоприемники есть, целая куча радиоприемников — раньше отец сам их собирал из наборов, но это все. Место, где я выросла, открытое, пустое и безопасное.
Звонит мобильник.
Вынув его из сумочки, я смотрю на определившийся номер. Вспомнишь черта… Отец.
— Папа?
— Лора, это твой отец. Произошло нечто ужасное. Не могу говорить. Встретимся в Индианаполисе, у мотодрома. Мне пора.
Связь отключается. Что происходит?
— Это дедушка? — спрашивает Матильда, зевая.
— Да.
— Что он сказал?
— Планы изменились. Он хочет встретиться с нами в другом месте.
— Где?
— В Индианаполисе.
— Почему?
— Не знаю, лапка.
Что-то мерцает в зеркале заднего вида.
Впервые за долгое время на шоссе появляется еще один автомобиль — пикап. В здешних краях люди водят пикапы. Я чувствую облегчение: здесь есть люди, и, значит, мир в порядке, он не сошел с ума.
Но по мере приближения пикапа на меня накатывает волна страха. Матильда видит мою бледность, видит, как я хмурюсь, чувствует мой испуг.
— Где мы? — спрашивает она.
— Осталось совсем немного, — отвечаю я, глядя в зеркало заднего вида.
— Кто за нами?
Матильда выпрямляется и поворачивает голову, пытаясь посмотреть назад.
— Матильда, сиди смирно. И подтяни ремень.
Новенький коричневый пикап увеличивается в зеркале. Он едет ровно, но слишком быстро.
— Почему он так быстро приближается? — спрашивает Матильда.
— Мама? — Нолан протирает глаза.
— Тихо, вы оба. Мне нужно сосредоточиться.
Я смотрю в зеркало, и горло сжимается от ужаса. Я втапливаю педаль газа в пол, но пикап уже практически летит. Дистанция между нами тает. Я не могу отвести взгляд от зеркала.
— Мама! — вскрикивает Матильда.
Я смотрю туда, где должна быть дорога, и резко кручу руль, чтобы вписаться в поворот. Нолан и Матильда жмутся друг к другу. Я восстанавливаю контроль над машиной, возвращаю ее на нашу полосу, но выйдя из поворота на длинный прямой участок, вижу, что по встречной едет новый черный автомобиль. Теперь деваться нам некуда.
— Нолан, лезь на заднее сиденье. Матильда, помоги ему пристегнуться.
Матильда быстро спихивает брата с коленей и усаживает его на заднее сиденье. Нолан, пораженный, смотрит на меня; в его глазах слезы. Хлюпая носом, он тянется ко мне.
— Малыш, все хорошо, сестра тебе поможет. Все будет в порядке.