Роботы Апокалипсиса - Страница 66

— Джабар, автоматы меняются, — наконец говорю я. — И если другое — плохо, значит, плохого у нас будет вагон и маленькая тележка.

Мы и понятия не имели о том, насколько все изменилось.

На следующее утро мы с Джабаром, упаковав вещи, подползли к следующему хребту. За ним оказалось еще одно ослепительно-лазурное озеро с берегами из белого камня.

Раньше в Банд-э-Амире был заповедник, но вы же понимаете, это Афганистан, так что какая-то бронзовая табличка не мешала местным жителям глушить рыбу с помощью динамита. Не самый экологически оправданный подход, но я и сам пару раз использовал крючковую снасть в Оклахоме. И даже динамит, утечки бензина и выбросы из канализации Банд-э-Амир не уничтожили.

Местных он пережил.

— Должно быть, автомат пошел сюда, — говорю я, осматривая каменистый склон. Плоские валуны; одни размером с баскетбольный мяч, другие — с обеденный стол. На некоторые наступать можно, на остальные — не стоит.

— Идти сможешь? — спрашиваю я.

Джабар кивает, хлопая ладонью по пыльному армейскому ботинку. Американскому. Скорее всего украденному соплеменниками Джабара с моей базы. Вот оно как вышло.

— Круто. Где достал?

Парнишка — самый оборванный подросток в мире — молча улыбается.

— Ладно, пошли. — Я осторожно переступаю через выступ. Валуны такие высокие и неустойчивые, что придется слезать спиной вперед, хватаясь потными ладонями за камни и испытывая каждый камень на прочность, прежде чем сделать шаг.

И, черт побери, оказывается, что это чертовски правильное решение.

Проходит полчаса, а мы одолели только половину пути. Я осторожно спускаюсь, пинаю валуны, чтобы проверить, не поддадутся ли они, — и вдруг сверху доносится звук падающих камней. Застыв на месте, мы с Джабаром крутим головами, осматриваем серые скалы, ищем то, что движется.

Ничего.

— Кто-то идет, — шепчет Джабар.

— Уходим, — говорю я и начинаю действовать более энергично.

С интервалом в несколько минут сверху доносится клацанье. Каждый раз мы останавливаемся и пытаемся понять, кто же там движется.

Кто-то невидимый идет вниз по склону, выслеживая нас — не торопясь, тихо и незаметно. Самая примитивная часть моего мозга чувствует опасность и наполняет тело адреналином. «Хищник идет, — говорит она. — Вали отсюда к чертовой матери».

Но если я пойду быстрее, то упаду, и меня похоронит под собой лавина холодных камней.

Дюйм за дюймом я нащупываю путь вниз, дрожа от напряжения. До дна еще полчаса пути. Черт, это слишком долго. Поскользнувшись, я разбиваю колено до крови об острый камень, но успеваю сдержать рвущееся наружу проклятие.

И вдруг до меня доносится басовитый животный стон.

Это Джабар: парнишка сжался в комок футах в десяти надо мной и смотрит вверх. Кажется, ему и невдомек, что сейчас он стонет.

Я все равно ничего не вижу.

— В чем дело, Джабар? Что там?

— Кох пешак, — шипит он.

— Что горное? Что там на горе?

— Э-э, как это сказать… снежная кошка.

— Снежная? Что? Ты хочешь сказать, что там долбаный снежный леопард? Они здесь живут?

— Мы думали, что их уже не осталось.

— Вымерли.

— Похоже, что это не так.

Сделав усилие, я фокусирую глаза на скалах над нами и наконец мне удается засечь, как дергается кончик хвоста замаскированного хищника. За мной следит пара немигающих серебряных глаз. Леопард понимает, что мы его заметили, и бросается к нам; его мышцы дрожат при каждом прыжке. К нам приближается тихая, решительная смерть.

Я хватаю винтовку.

Джабар разворачивается и съезжает вниз на заднице, завывая от ужаса. Но он опоздал — в нескольких футах от него леопард приземляется на передние лапы, работая пушистым хвостом как противовесом. Зверь оскаливается, сверкая белыми резцами, и, вцепившись в спину Джабару, тянет его назад.

Я наконец вскидываю винтовку и стреляю — целясь высоко, чтобы не задеть Джабара, которого огромная кошка трясет, рыча, словно дизельный двигатель. Пуля попадает зверю в бок; взвизгнув, леопард отпускает Джабара и отскакивает. Зверь рычит и воет, пытаясь понять, что именно причинило ему такую боль.

Тело Джабара безвольно падает на камни.

Леопард божественно красив и ужасен одновременно. Да, он у себя дома, но сейчас решается вопрос жизни и смерти. У меня сердце щемит, когда я всаживаю в прекрасного зверя всю обойму. По пятнистой шкуре расползаются красные пятна. Большая кошка падает, размахивая хвостом. Ее глаза закрываются, а морда так и остается навеки оскаленной.

Эхо выстрелов летит по горам, а я стою, словно онемев. Затем Джабар со стоном снимает с себя рюкзак и, уцепившись за мою ногу, садится. Я оттягиваю ворот его халата и вижу две длинные кровавые полосы. Со спины и плеча содрана кожа, но, в общем, мой друг не пострадал.

— Повезло тебе, он сожрал только рюкзак, — говорю я.

Джабар не знает, смеяться ему или плакать — и я тоже.

Хорошо, что парень не погиб — если бы я, как последний дурак, вернулся без Джабара, его сородичи убили бы меня на месте. Кроме того, у него отлично получается обнаруживать снежных леопардов до того, как они собираются напасть. Когда-нибудь это может пригодиться.

— Слезаем ко всем чертям с этой скалы, — говорю я.

Но Джабар все смотрит на окровавленный труп леопарда. А затем вдруг дотрагивается до лапы огромной кошки.

— Что это? — спрашивает он.

— Приятель, мне пришлось его убить. Другого выбора не было.

— Нет, я о другом.

Он наклоняется и поворачивает голову зверя — и тут я вижу то, что не могу объяснить. Честное слово, я не знаю, как это объяснить.