«Не видеть людей — опасно».
Новая война + 12 месяцев
...Спустя год после начала Новой войны отряд Умника наконец прибыл в Серую Лошадь, штат Оклахома. Роботы уничтожили миллиарды людей в крупных городах, миллионы загнали в лагеря. А в сельской местности почти все, кого мы встречали, пытались выжить в одиночку.
Мы обладаем лишь обрывочными данными о движении Сопротивления, но, судя по всему, в мире образовалось несколько сотен небольших групп. Когда наш отряд поселился в Серой Лошади, из лагеря «Скарсдейл» бежала девочка по имени Матильда Перес. Вместе с младшим братом Ноланом она добралась до Нью-Йорка. Вот как 13-летняя Матильда описывает встречу с нью-йоркской группой Сопротивления, которую возглавляли Маркус и Доун Джонсон.
Сначала мне казалось, что Нолан пострадал не очень сильно.
Мы добрались до города, а потом, когда забежали за угол, что-то взорвалось, и Нолан упал, но сразу же поднялся. Взявшись за руки, мы бежали быстро-быстро, как я и обещала маме, — бежали до тех пор, пока не оказались в безопасности.
Только позднее, когда мы перешли на шаг, я заметила, какой Нолан бледный, а потом увидела, что из спины у него торчат крошечные кусочки металла. И вот он стоит передо мной, дрожа, как осиновый лист.
— Все в порядке, Нолан? — спрашиваю.
— Да. Спина болит.
Он такой храбрый малыш, что аж плакать хочется. Но плакать я уже не могу.
Машины в лагере «Скар» сделали мне больно. Забрали мои глаза — а взамен подарили новые, и теперь я вижу больше, чем раньше. Вибрации земли вспыхивают, словно круги на воде. Я вижу тепловые следы шин на дороге. Но мое самое любимое занятие — следить за тем, как небо пересекают ленты света — это лучи, с помощью которых машины общаются друг с другом. Если как следует прищуриться, можно даже понять, что они говорят.
Людей разглядеть сложнее.
Своего брата Нолана я уже не вижу — замечаю только тепло его дыхания и лицевых мышц и то, как он старается не смотреть мне в лицо. Это не важно — я все равно старшая сестра Нолана, нормальные у меня глаза, искусственные или щупальца. Я перепугалась, когда впервые посмотрела сквозь его кожу — наверное, он испытывает то же самое, когда видит мои новые глаза. Я все понимаю и не обижаюсь.
Мама верно сказала: Нолан — мой единственный брат и другого у меня не будет.
Убежав из лагеря «Скар», мы с Ноланом увидели высокие здания и пошли к ним, думая, что найдем людей. Но там никого не оказалось — если там и были люди, то, наверное, прятались. Почти все здания были разрушены, на улицах валялись чемоданы, бегали стаи собак, а иногда мы находили тела мертвых людей. В городе произошло что-то плохое.
Плохое произошло повсюду.
Чем ближе мы подходили к самым высоким зданиям, тем сильнее я чувствовала их — машины, которые прятались в темноте или бегали по улицам, выискивая людей. Над головой пролетали полоски света: машины разговаривали.
Некоторые огни мигали регулярно, через пару минут или секунд. Это машины, которые сидят в засаде, общаются со своими начальниками. «Я все еще здесь, — говорят они. — Я жду».
Я их ненавижу. Они строят ловушки и ждут, когда в них попадет человек. Так нечестно — ведь робот может просто сидеть и ждать, когда представится случай сделать людям больно. И ждать он может вечно.
Нолан ранен, и нам срочно нужна помощь. Ловушки и бродячих роботов я обхожу, но беда в том, что новые глаза показывают мне не все. Я вижу только машины, а не людей.
А не видеть людей — опасно.
Тот путь казался безопасным — ни переговоров машин, ни блестящих тепловых следов. И вдруг из-под кирпичного здания на углу пошли маленькие круги. Но если что-то катится, волны идут медленно, а сейчас они дергались, словно в нашу сторону шел кто-то огромный.
— Здесь нельзя оставаться, — говорю я и, обняв Нолана за плечи, веду его в какое-то здание. Мы прячемся у покрытого слоем пыли окна. Я пихаю Нолана, заставляя его сесть на пол.
— Не высовывайся. Что-то приближается.
Он кивает. Лицо у него уже совсем бледное.
Встав на колени, я прижимаюсь лицом к дыре в углу окна и замираю. Вибрации нарастают, они исходят из-под разрушенного участка мостовой. Откуда-то текут потоки электричества. По улице идет монстр, и, хочется мне этого или нет, скоро я его увижу.
Я задерживаю дыхание.
Кричит ястреб. В окне появляется длинная черная нога, но не вся, а только фут или два. Она напоминает лапу огромного насекомого — на конце у нее острый шип, а снизу колючки, похожие на снежинки. Машина холодная, но суставы конечностей разогрелись во время движения. Нога приближается, и я понимаю, что на самом деле она гораздо больше, чем кажется — просто сейчас она свернута, словно пружина, однако готова разжаться и нанести удар. И почему-то нога парит в воздухе.
Затем появляются теплые руки человека — чернокожей женщины в серых лохмотьях и защитных очках. К «ноге»-пружине приделана самодельная ручка, и женщина держит «ногу», словно винтовку. Другой конец «ноги» блестящий, оплавленный — ее отрезали от большой ходячей машины. Женщина идет, не замечая меня.
Нолан тихо кашляет.
Женщина разворачивается и, инстинктивно направив «ногу» на окно, нажимает на курок. «Нога»-пружина разжимается и летит вперед. Шип разбивает стекло, усеивая все осколками. «Нога» снова складывается, по пути вырывая кусок оконной рамы. Отпрыгнув в сторону, я, ослепленная внезапной вспышкой, падаю на спину и взвизгиваю. Нолан затыкает мне рот ладонью.