Роботы Апокалипсиса - Страница 72

В окне появляется лицо. Подняв очки на лоб, женщина быстро засовывает голову внутрь, замечает нас с Ноланом. Кожа у женщины холодная, а вокруг головы столько света, что сквозь щеки видны все зубы.

Женщина заметила мои глаза, но не отшатнулась. Она рассматривает меня и Нолана, ухмыляясь.

— Прошу прощения, детишки, — говорит она. — Я подумала, что вы робы. Меня зовут Доун. Вы, наверное, проголодались?

* * *

Доун хорошая. Она ведет нас в подземное убежище, где прячутся люди из нью-йоркского Сопротивления. Пока что дом-тоннель пустой, но Доун говорит, что остальные сейчас занимаются разведкой, собирательством и еще каким-то «сопровождением». Я рада этому, ведь Нолан выглядит совсем неважно. Сейчас он лежит на спальном мешке в самом безопасном углу комнаты. Не уверена, может ли он еще ходить.

Здесь тепло и, похоже, безопасно, но Доун велит нам не шуметь и вести себя осторожно, ведь новые маленькие машины научились терпеливо раскапывать трещины, ориентируясь по вибрациям, а большие — охотиться на людей в тоннелях.

Слова Доун меня пугают; я оглядываю стены, покрытые закопченным кафелем, в поисках вибраций, но ничего не нахожу, о чем и сообщаю Доун. Она смотрит на меня как-то странно, правда, о моих глазах пока ничего не говорит.

Доун дает мне поиграть с ногой «жука», которая называется «иглозуб». Как я и думала, «иглозуб» был частью большой ходячей машины — «богомола». Доун говорит, что называет этого робота «ползунчик». Название меня смешит, но я быстро вспоминаю, что Нолан тяжело ранен.

Прищурившись, я заглядываю внутрь «иглозуба». Проводов в нем нет. Все части разговаривают друг с другом по радио, и при этом нога не должна думать о том, что она делает. Все детали предназначены для того, чтобы работать вместе. У ноги только одно движение, но хорошее — она умеет колоть и хватать. Это замечательно, ведь простой электрический сигнал может приказать ноге вытянуться или свернуться. Доун говорит, что нога — очень полезная штука.

«Иглозуб» дергается в руках, и я роняю его на пол. Он лежит на полу неподвижно, но стоит мне сосредоточить внимание на его суставах, «иглозуб» медленно вытягивается, словно кошка.

Кто-то кладет мне руку на плечо. Доун стоит рядом со мной, и ее лицо пышет жаром. Она взволнована.

— Невероятно! Давай я тебе кое-что покажу.

Доун ведет меня к стене, отдергивает висящую на ней простыню, и я вижу темную нишу, в которой притаилось ползучее чудовище. Всего в нескольких футах от меня десятки паучьих ног. Такая машина мне знакома — она была последним, что увидели мои прежние глаза.

Я с воплем отшатываюсь, пытаюсь убежать.

Доун хватает меня за воротник рубашки. Я вырываюсь, бью и царапаю Доун, но она слишком сильная.

— Матильда, послушай меня. Все в порядке. Она отключена.

Только лишившись глаз, я поняла, как сильно мне хочется плакать.

— Это та самая машина, которая тебя поранила? — спрашивает Доун.

Я могу лишь кивнуть.

— Все хорошо, детка. Я понимаю. Все хорошо.

Доун гладит меня по голове. Мне так хочется закрыть глаза. Но сделать это я не могу, и поэтому я смотрю, как на лице Доун тихо пульсируют сосуды. Затем она сажает меня на шлакоблок. Мышцы ее лица напрягаются.

— Матильда, эта машина называется «автодок». Мы притащили ее с поверхности. Люди пострадали… люди погибли ради того, чтобы принести сюда робота. Но использовать его мы не можем, а почему — неизвестно. А у тебя, Матильда, особый дар. Ты ведь знаешь об этом, да?

— Глаза.

— Верно, золотце. У тебя особые глаза. Но мне кажется, что машина у тебя не только на лице, но и в мозгу. Ты же заставила «иглозуба» двигаться просто силой мысли, верно?

— Да.

— Может, попытаешься сделать то же самое с автодоком? — Доун снова отдергивает занавеску. Теперь я вижу, что переплетенные ноги прикреплены к белому овальному корпусу. Там, где ноги соединяются с телом, видны темные зазоры. Машина похожа на червяка, которых мы с Ноланом когда-то копали на дворе.

Я дрожу, но не отворачиваюсь.

— Зачем?

— Для начала затем, чтобы спасти твоего братика, солнышко.

Доун вытаскивает автодок на середину комнаты. Полчаса я сижу, скрестив ноги, рядом с машиной и фокусирую на ней внимание, как раньше на «иглозубе». Сначала ноги автодока только слегка подергивались, потом я начала двигать ими по-настоящему.

Скоро я уже чувствую все его конечности. К каждой прикреплен инструмент; я узнаю только некоторые — скальпели, лазеры, фонарики. Спустя некоторое время машина уже не кажется совсем чужой. Я понимаю, каково это — иметь дюжину рук, помнить, где они находятся, и при этом сосредотачивать внимание на двух, которыми пользуешься в данный момент. Я сгибаю ноги паука снова и снова и чувствую себя все более уверенно.

И вдруг автодок заговаривает со мной: «Инициирован режим диагностики интерфейса. Выберите функцию».

Я отшатываюсь, внимание рассеивается. Слова были в моей голове, словно бы плыли по лбу изнутри. Как автодоку удалось поместить слова в мою голову?

Только сейчас я замечаю толпу — в тоннель пришли около десятка выживших. Обступив меня полукругом, они наблюдают за мной. Я не видела столько людей одновременно с тех пор, как у меня появились новые глаза. Позади Доун, обхватив ее, стоит мужчина, и она взяла его руки в свои. В мою сторону летит пульсирующий поток красно-оранжевого света, исходящий из их сердец. Я даже расстроена, ведь мне никогда не удастся объяснить людям, как он прекрасен.

— Матильда, это мой муж Маркус, — говорит Доун.